Судьба — это мы - Леонид Васильевич Ханбеков

1930 году литературная группа «Буксир», насчитывающая 24 человека, превратилась сейчас в крупнейшую литературную организацию Урала, объединяющую около ста человек, большинство которых рабочие — ударники цехов Магнитогорского комбината.

За три года литературная организация Магнитогорска выдвинула и воспитала писателей, известных не только Уралу, но и общественности всего Союза.

Силами магнитогорских писателей написаны повести, книги стихов, пьесы. Повесть машиниста А. Авдеенко «Я люблю» издана в Москве, переведена на немецкий и французский языки. Издана в Москве книга стихов Б. Ручьева «Вторая Родина». Издана книга стихов В. Макарова «Огни соревнования».

Рост Магнитогорской литорганизации является ярким выражением роста новой пролетарской культуры, роста Магнитостроя и его людей. Большинство писателей Магнитогорского комбината и работают до сего времени здесь, что свидетельствует об устойчивости новых кадров писателей на Магнитострое. Писатели Магнитостроя продолжают работать на производстве, показывают пример ударного труда (Федоров-Каркас — на мартене, Милованов, Дробышевский — на руднике и т. д.).

Выражая уверенность, что Магнитогорская литорганизация и в дальнейшем обеспечит свой рост, даст достойные произведения о Магнитострое и его людях, отмечая большую проделанную работу Магнитогорской литорганизации, ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Выделить на 1934 год магнитогорскому оргкомитету на издание литературно-художественного журнала «За Магнитострой литературы», утвержденного ГК ВКП(б), 20 тысяч рублей.

2. Оборудовать на Магнитострое Дом писателя, где бы магнитогорские писатели могли работать и учиться. Зав. КБУ т. Колбину представить мне план оборудования Дома писателя. Отпустить оргкомитету ССП 10 тысяч рублей на оборудование библиотеки.

Персонально премирую следующих товарищей: Макарова — организатора первой литературной группы на Магнитострое, работает с 1930 года — велосипедом и 300 руб.; Б. Ручьева — бывшего бетонщика, на Магнитострое с 1930 года — премировать творческой командировкой по Уралу — 1200 руб., А. Авдеенко — машиниста горячих путей — премировать творческой командировкой по Уралу — 1200 руб., поэта М. Люгарина — на Магнитострое с 1930 года, бывшего бетонщика — премировать творческим отпуском — 500 руб., Светозарова, на Магнитострое с 1931 года, премировать творческим отпуском — 400 руб., Сержантова, на Магнитострое с 1930 года, премировать творческим отпуском — 400 руб. Тов. Каркаса, Дробышевского, Гаврилова, Смелянского, Хабарова премировать творческим отпуском — по 200 рублей каждого»{6}.

Я сознательно привел приказ целиком. В нем не только слышно эхо тех романтических лет, в нем имена друзей поэтессы, единомышленников и соратников, тех, на чей литературный опыт и дружескую поддержку она опиралась.

…Хмурым октябрьским вечером 1980 года с одним из челябинских товарищей я направился к Марку Соломоновичу Гроссману. Его мучила болезнь. Но, когда разговор зашел о литбригаде «Буксир», поэт молодо встрепенулся.

— Когда мы впервые встретились? Зимой тридцать четвертого. Точно. Она приехала на Магнитку летом, а к зиме решилась прийти в литгруппу.

Мы, Ручьев, Люгарин, Макаров, были на Магнитке своими. В спорах о литературе, о романах, о стихах задавали тон. Она явилась из Свердловска, тогда литературного затишья, да еще со студенческой скамьи. Но, знаете ли, не сробела среди нашей громкой братвы — постоянных обитателей «Кабинета рабочего автора» и как-то сразу «поставила себя».

Однажды она поднялась со скамьи, взглянула на Бориса Ручьева — тот сидел в тот вечер на председательской табуретке — и сказала:

— Может, мы поспорим стихами? Самый лучший оратор — это только оратор, а нам положена поэзия.

Борис усмехнулся, расстегнул верхнюю пуговицу косоворотки, проворчал:

— А что ж? Она права, пожалуй… — Кивнул головой. — Тогда с тебя и начнем. Помнишь наизусть что-нибудь?

— Помню. Сейчас прочту.

И стала декламировать…

Марк Соломонович, растрогавшись, подарил мне в тот вечер скромно изданную по нынешним временам книжку-сборник «Поэты литбригады»{7}.

Книжка вышла весьма небольшим тиражом и сейчас является настоящей библиографической редкостью. Здесь опубликованы некоторые стихи поэтессы, ни разу не попадавшие в ее сборники. Здесь рядом с ней — Александр Ворошилов, Яков Вохменцев, Марк Гроссман, Александр Лозневой, Михаил Люгарин, Василий Макаров, Константин Мурзиди, Павел Хорунжий и другие.

Читаешь их безыскусные строки и словно дышишь воздухом тех дней.

Это непреложная истина: многое, если не все, в судьбе художника зависит от того, в каком, творческом окружении он растет, развивается, обретает голос. Если с ним рядом, рука об руку идут искренние, горячие, ищущие, пусть ошибающиеся и мятущиеся, но одаренные, талантливые люди, то и он, порой совершенно незаметно для себя, раскрывается как личность, как художник и творец.

Литбригада «Буксир» была настоящим орлиным гнездом, она всем дарила крылья; и уже от тебя самого зависело, куда лететь: туда, где ждал ветер борьбы, схватка со штампом и стереотипом мышления, или туда, где морило и усыпляло почтительное внимание окололитературной богемы, способное убить и сильный характер и крупное дарование.

Один из тех, кто упоминается в знаменитом приказе № 28 (31) по Магнитострою, уральский журналист и литератор Вячеслав Иванович Дробышевский, в беседе со мной сказал:

— В литбригаде «Буксир» царили дружба и товарищество. И взаимная требовательность. Шерстили мы друг друга за написанное почем зря. Вот разве только знаний не хватало. Откуда им было взяться? Все — рабочие, плотники, бетонщики, слесари… Людмила во всех начинаниях литбригады была активной, собранной. И все же держалась несколько особняком. Ее сердце переполняли эмоции, но она больше слушала других, чем говорила сама. Все ее чувства выливались в стихи. Теперь я вижу: правильно делала. Мы, что называется, «выговаривались»…

Сама Татьяничева так и не поведала об этом времени, хотя и намеревалась.

Московский прозаик Николай Ливнев — составитель сборников биографических очерков писателей-лауреатов Государственных премий — рассказывал, как он многократно напоминал Татьяничевой:

— Людмила Константиновна, как же быть с вами? Составлен, отредактирован и уходит в печать очередной том, а вашей биографии все нет и нет…

— Напишу, непременно напишу, — извиняющимся тоном говорила она. — Мне так необходимо рассказать о Магнитке, о незабвенной литбригаде «Буксир»…

Глаза ее туманились светлой дымкой воспоминаний. Вся она на мгновенье погружалась в пережитое, волнующее, дорогое. Но приближались сроки сдачи очередного тома, а биографии так и не было. Захлестывали дела, заботы, те, что нельзя отложить. Биография подождет, не время еще…

Впрочем, тогдашнее состояние поэтессы можно легко представить хотя бы по стихам, сценкам из прозаических зарисовок и новелл, повествующих об этом времени.